Вот подумалось… Может, наше детство – это иллюзия, заблуждение, миф? Точнее, наши воспоминания о нём. О тех событиях, которые тогда казались самыми важными, незабываемыми, полными настоящего, истинного счастья. Если взять и представить себя вернувшимся в те далекие времена… То, о чем мечталось тогда – будет ли оно радовать сейчас? Защемит ли где-то там, внутри? Захочется ли зажмурить глаза и прошептать: «Мгновенье, остановись!»? Я вспоминаю наше святое святых – каникулы. И это почти равно – встречам с сестрами, обмену новостями и мечтами, долгим ночным разговорам втайне от родителей, играм в прятки, догонялки и много каким еще занятиям. Это и рисование (обязательно – дам в длинных платьях и обязательно – шариковыми ручками), лепка из пластилина (конечно же, дам в длинных платьях, карет и корзин с цветами), наши катания на одном-единственном велике (да, да, дамском, без рамы!), игра в бадминтон (почему-то обязательно среди сосен, в которых сгинуло немало воланчиков), походы в магазин за хлебом и молоком (поочередно, по двое – и это радостное открытие, что ты идешь не одна, а с компанией, - и те же самые 15 минут дороги кажутся не потерянными, а приобретенными), конечно же, купание в реке, и уход за цыплятами, и даже прополка грядок (сколько ж лет я не копалась в огороде?), и ежевечерний полив (ведрами, босиком по теплой еще земле, так, что ноги потом по колено в грязи – и потом шумно всей гурьбой моем их в бане прохладной водой), и ежедневные походы за питьевой водой на соседнюю улицу, на колонку, и наши поездки в город вчетвером на электричке (и теперь уже 4 часа – не долгие и томительные, а слишком быстро пролетающие), очереди за квасом у ближайшей бочки, за вкуснейшей «Забавой», почему-то даже – за водой (сколько себя помню, в самые жаркие дни в городе любят отключить всю воду), походы в новый универмаг (и на обратном пути, если повезет – попасть под ливень, промокнуть до нитки и потом, уже никуда не торопясь, переходить мутные потоки по щиколотку в воде) и катание на вечерних трамваях. Отдельное, отличное от прочего, счастье – это выезды на дачу, обязательно на несколько дней, под присмотром бабушки и деда. Дачная жизнь – это какая-то своя, неповторимая, ролевая игра. Правила ее – чем проще, тем лучше. Начинается она с дороги, с момента, когда мы выходим из (неважно, какого - душного, полного людей) транспорта и идем через другие садоводства к нашему. Пока идешь, успеваешь наесться переспелой малины, попробовать смородины и крыжовника, удостовериться, что облепиха еще зелена, еще яблочки, увы - не созрели. А пруд уже зарос ряской. А земляника на холмике под рябинкой (могилке воробушка) – нынче цвела, и уже манит мелькающим в кустиках розовым бочком. А вечером будут бормотать отдаленно радиоприемники, и потянется дымок со всех сторон, и будут вареники с клубникой, или вишней или бог знает, с чем еще, и салат из первых огурчиков и зелени, и банька. И я буду стоять у перил на верхнем ярусе маленького аккуратного огородика и смотреть, как темнеет небо и проступают звезды. И думать, какое же все-таки счастье… А потом кому-то в голову придет гениальная мысль – и мы вчетвером бегом побежим на пристань (и кто-нибудь обязательно будет отставать, крича: «Подождииииитеее! У меня расстегнулась босоножкааааа!»), и вскоре подойдет катер, и мы заберемся наверх, на открытую палубу, и целых 20 минут будем наслаждаться свежим ветром и красивыми видами на крутые берега Оби, расходящиеся волны и огоньки приближающегося города… Круче этого только переправа на пароме. Упросишь отца взять тебя с собой (даже когда едет по каким-то своим непонятным взрослым делам), смотришь, как палуба пытается поровнее пришвартоваться к отсыпанному берегу, и потом капитан командует в громкоговоритель, кому за кем заезжать и куда вставать, потом стоишь у борта, паром меланхолично движется по волнам (даже кажется, будто смотришь замедленное кино), а волны такие неторопливые и мутные – будто это парафин, и он вот-вот застынет, тогда можно перелезть через бортик и побежать бегом на берег, и выйдет быстрее. А быстрее хочется, потому что вон, уже возвышается Чертово колесо над пляжем, и ждет, и манит парк аттракционов… Карусели (и с этим, думаю, все согласятся) – это самое заветное детское желание, почти такое же, как каникулы и приезд сестер, они даже лучше мороженого и дня рождения (эх, если б только можно было соединить всё вместе!). Но настолько же они – заколдованные. Еще только вроде начали кататься, только почувствовали трепет, и восторг, и страх – и всё, уже, оказывается, прокатились на всём по два раза, и подташнивает, и кружится голова, и пора ехать, и еще куча каких-то причин, чтобы скучать, и вспоминать, и мечтать еще целый год… Разве что иной раз повезет, и приедет Луна-парк (при чем тут луна – я до сих пор не могу понять, может, как-то связано с астрологией? Мол, вошла луна в какую-то фазу – и волшебным образом вдруг раскинулся в каком-нибудь городке парк с аттракционами, и тирами, и сахарной ватой с петушками на палочках, и комнатой страха, в которую я так и не попала по малости лет, и что там за страхи – так и осталось чудным, неизведанным, не пережитым), и выиграешь маленькое колечко со стеклышком, которое потом потеряешь, конечно, где-нибудь в песочнице, но помнить будешь – всегда.. И всегда при слове «лето» будут вставать в памяти картинки – вот мы играем всей улицей в «Из круга вышибало», и в «Ножички», в «Классики», в «Резиночки», вот чей-нибудь папа приносит с огорода пару небольших арбузов, и мы тут же съедаем их, с наслаждением размазывая по щекам сахарную, липкую влагу; вот он же катает нас пару кругов по улице на мотоцикле (в люльке), а однажды даже – на тракторе; вот мама приезжает из командировки и привозит бархатные персики, и сочные сливы, и сладкую черешню, и говорит: «Девчонки, налетайте! Ешьте, сколько хотите!» И мы даем себе волю…; или усталые, объеденные комарами, мы приезжаем с полными клубникой ведрами, и садимся ее чистить, и мама варит варенье, и мы едим эту клубнику с молоком, а запах стоит… ммм…; а вечером бежишь к соседке за свежим молоком, а она только идет доить корову, и берет тебя с собой, и ты стоишь и смотришь, как струйка за струйкой наполняется ведро, и пахнет свежим сеном, и молоком, и летом. И старательно вдыхаешь это, и впитываешь, и запоминаешь, потому что когда оно внезапно кончится, и потом долго-долго еще будешь считать времена года, и недели, и дни до следующего счастья – эта память будет греть, и оберегать, и обещать, что всё еще будет… И когда однажды среди ежедневных дел, проблем и забот вдруг с удивлением обнаруживаешь: - Ой, ведь лето пришло! И когда успело? - и, осознав, продолжаешь еще целый какой-нибудь июнь инерционно заниматься суетой. То - вот надо бы отвезти дочь к деду, и оформить же документы в лагерь до 25-го (не забыть!), и хотели же по-быстрому комнату перекрасить (ага, месяц собирались краску покупать, потом ждали чего-то, чтобы начать, видимо, когда планеты встанут благоприятно), и надо уже идти в турагентство и что-то думать насчет путевок… И когда наконец-то выходишь из моря, и идешь по раскаленному песку, и ложишься в шезлонг, и закрываешь глаза… и понимаешь, что так счастлив, кажется, не был очень, очень давно… Что-то такое припоминаешь, смутное, совсем не похожее, но близкое по эмоциональной шкале… - Да, - думаешь, - вот оно – Или едешь, едешь (и да, можно еще 5-6 раз добавить это слово, потому как, кажется, невыносимо долго, порой несколько месяцев, порой – лет) - и наконец-то поднимаются горы, и вот уже окружают тебя, и дышат, и пахнут. И ты говоришь им: - Ну, здравствуйте же! Я скучала… И больше ничего. Не говорится, не думается. Всё становится просто и понятно. Про то, что было когда-то важным, а теперь стало маленьким, мелким и смешным. Про то, что было и осталось близким, дорогим, щемящим. Про то многое, что еще случится со мной впервые и упадет на дно моей памяти теплым лучиком, драгоценной монеткой, отголоском детства.

Наталё